он для начала тыкнул пальцем в мой впалый живот, наверное, чтобы убедиться, что перед ним не призрак, а человек во плоти, затем крепко обнял, хоть это и не соответствует понятиям.

— Вовка, ты представить себе не можешь, как я рад!

— А я-то как рад, Колька! — сказал я, обнимая а ответ друга. — И спасибо тебе, что не сдрейфил и не слинял.

— Оно, конечно, ссыкотно было, очко жим-жим здесь одному торчать. Но даже представить боюсь, каково тебе пришлось там. Лан, потом поделишься впечатлениями. Ах, да, ты цветок добыл?

— В рюкзаке, — радостно заулыбался я, — ржать будешь, как сивый мерин, когда узнаешь, как именно его обнаружил. Ну всё, об этом завтра.

Из зоны действия сигналок мы вышли замысловатым маршрутом минут за десять. Я бы и сам без посторонней помощи смог бы успешно провернуть подобное, но маскировка под неодаренного теперь наше всё. Еще полчаса интенсивного бега и мы в Бобровке. На краю села прощаемся и разбегаемся по хатам. Мой дом совсем рядом, Жому еще половину села миновать придется.

Пробравшись в свою комнату через приоткрытое окно, первым делом убедился, что домочадцы продолжают дрыхнуть, и мой поход за Грань остался никем не замечен. Задвинул рюкзак в угол за платяной шкаф, чтоб в глаза не бросался. Посплю и рассажу добытые растения по горшкам. Послезавтра удивлю народ, подарком Екатерине. Заодно полюбуюсь кислой рожей Шустрова. М-да, все-таки гормональная неуравновешенность играет со мной довольно злые шутки. Как взрослому мужику мне должны быть по барабану все эти, по сути, детские разборки, ан нет радости полные штаны, а она так и прет, так и прет из меня, будоража заповедные уголки сознания.

Наконец душевный подъем начал спадать. Меня вдруг непреодолимо потянуло ко сну. Противиться не стал. Быстро разоблачился и нырнул в кровать. Но лишь только мое сознание устремилось в уютное забытье, перед внутренним взором нарисовалось лицо графини Луговской. Впрочем, лицом пожилой женщины оно оставалось недолго, буквально на моих глазах оно начало довольно быстро трансформироваться и очень скоро перетекло в обворожительную мордаху рогатого демонического создания.

— Ну здравствуй, Илья Мурашкин! — поприветствовало меня инфернальное существо, затем с нескрываемой ехидцей в голосе рогатая дама добавила: — Ах, да, виновата, мы теперь барон Муравьев-Глинский, прошу пардону, Ваше Благородие. — Тут уж «дама» задорно расхохоталась, однако быстро обуздав эмоции, пояснила: — До чего же вы — облысевшие потомки обезьян тщеславны, диву даюсь всякий раз, посещая ваши миры. Ты уже наверняка догадался, Илюшенька, что твоя реальность не единственная, и планов бытия существует бесконечное множество. Некоторые, как твоя теперешняя довольно сильно связаны с твоим родным миром. Спешу сразу сообщить, что никаких планов захвата миров, населенных твоими соплеменниками мы, так называемые «враги рода человеческого» не планируем — это все страшилки ваших жрецов, коими эти хитрожопые ребята пугают темный люд. Ты, как человек неглупый, должен понимать, что управлять перепуганным человеческим стадом, значительно проще, недаром они себя пастырями величают, значит все остальные людишки, по их глубокому убеждению, являются скотом. Впрочем, речь сейчас не о религиозных заблуждениях рода человеческого и прочей подобной ерунде. Нам вполне хватает жизненного пространства, чтоб отбирать его еще у кого-нибудь. Итак, надеюсь, в глобальном гуманистическом плане я тебя успокоила. Теперь о твоей персоналии. Одного взгляда на твою кислую мордаху мне хватило, чтобы понять, насколько тебе скучно в родной реальности. Добившись всего, что нужно человеку для счастья, ты все сильнее и сильнее становился несчастным. Дальнейшая твоя судьба была легко предсказуема — алкоголь, наркотики, гибель от передозировки или несчастного случая. Можешь верить, можешь не верить, но это рано или поздно случается со всеми неглупыми людьми, потерявшими настоящую цель жизни. Представь, ради тебя я не пожалела целый инкубул, поглотитель душ — тот самый красный камушек, цена которого превышает стоимость всей вашей Москвы примерно на порядок. Цени, юноша, мою заботу. То, что ты оказался в теле мальчишки, чистая случайность. Насчет твоей души первоначально у меня были иные планы. Впрочем, данный вариант для тебя, пожалуй, наиболее подходящий. То, что ты теперь одаренный, также моя заслуга. Плату за добро я с тебя не потребую. Живи и вспоминай изредка добрым словом скромную суккубу одного из Великих Домов плана Шезз. Прости, но имени своего я тебе не сообщу. Ха-ха-ха! Чтобы ненароком не поставил свечку в храме за мое здравие. Впрочем, шутки в сторону. Живи, Илья, точнее, Владимир, и радуйся жизни. Надеюсь, в новой ипостаси тебе будет не до скуки. — После этих слов рогатая девка помахала мне изящной ручкой, её образ начал терять цветовую насыщенность, становился все более и более расплывчатым, наконец и вовсе растаял.

Что это было? Плод моего воображения или реальный месседж я так и не понял. А в следующий момент мое изможденное крайне бурными событиями сознание банально отключилось.

Глава 4

Проснулся на диво бодрым в отличном настроении. За окном, довольно позднее утро. Солнышко во всю шпарит, куры кудахчут, петухи поют, собаки активно переговариваются друг с другом. Скрипучая телега, проехала под незлобливые матерки возницы в сторону его неспешной лошадки Две селянки языками схлестнулись, о чем судачат разобрать не могу, да и неинтересно мне. Звук ударов металла о металл — это из батиной кузни. Маманька на кухне позвякивает посудой. Ага, начинаю привыкать к семейной жизни — это хорошо.

В соседней комнате негромкий музон из радиоточки — агрегат формой на телевизионную спутниковую антенну смахивает, только на подставке и черного цвета. Стоит на подоконнике, подключен через шнур с вилкой к специальной розетке. Целый день бормочет ненавязчиво, новости, музыку всякую транслирует, радиоспектакли и еще много всякого интересного. У нас в детском доме было нечто подобное, только выглядело посимпатичнее. Шесть часов подъем под гимн сначала СССР, потом был хор «Славься», к концу моего пребывания мы вновь просыпались под старую-новую мелодию. «Россия — священная наша держава…».

На этот раз тупить не стал, то есть недоумевать по поводу вновь приобретенного тела и прочих несуразностей. Немного полежал, пережидая, когда уляжется утренний стояк. Писать хотелось, как из пулемета, но не бежать же по дому с оттопыренными труселями — маманька увидит, стыдобища. Ну да, теперь я снова пацан, и некоторые присущие этому возрасту комплексы мне свойственны. Это по своей двухэтажной московской квартире я мог позволить себе разгуливать в любом виде, даже в присутствии приходящей домработницы. Здесь кондовое крестьянство, неподверженное тлетворному действию эмансипационных процессов,